Стихи об Орле |
Василий Катанов ИВАН ТУРГЕНЕВ 1 Каштаны. Сплетаются тени. Скамейки, как будто в строю. Сидит над Окою Тургенев И думает думу свою. Глядит знаменитый писатель На парк у слияния рек, России великий спасатель, Усталый седой человек. Таким он гулял по Парижу И славу с улыбкою нес. Но я его более вижу В краю, где родился и рос. Приду постоять спозаранку, Про давние вспомню дела. Быть может, увижу Дианку: Она тут, наверно, была. Бродила она, не иначе, И терлась у бронзовых ног. Звала его в лес под Карачев, В калужские дали дорог. Звала на Красивую Мечу, Во Льгов и другие места... Не выгнул он грузные плечи, Не вспыхнул глазами, Не встал. Косматого друга по-братски Не обнял тяжелой рукой: Навечно его Бессарабский Отправил сюда на покой. От спасского сада и дома, От мест дорогих далеко... Профессор, по имени Громов, Придет и вздохнет глубоко. 2 Я вижу родник у ракиты, Я слушаю чибиса крик. Дорога для думы открыта: Откуда поэта язык? Конечно, из песни и сказки, Из книги о Русской земле. Наслушался вдоволь и в Спасском, И в каждом орловском селе. Соломою крытые крыши. Колодцы. Коровы. Трава. Отсюда он с песнею вышел, Зерном рассыпая слова. Гостиная. Дым папиросный. Лакеи у двери стоят. А где-то высокие сосны О Рюрике гордо шумят. На травах алмазные росы, Мальчишки у дымных костров И радостный шум на покосе, И сонная тишь вечеров. Зеленые шири за Мценском, Ромашковый трепет полян. Он в этом краю деревенском Писал за романом роман. Шло слово из песни, частушки, Преданий, рожденных давно. И чудилось часто, что Пушкин Глядит и мигает в окно. Был Пушкин в серебряном снеге, В березах, в рубинах рябин, В загадочном слове «Онегин», В печали российских равнин. Запомнил он гения голос, И зубы, и блеск его глаз. Берег его перстень, и волос, И слова бесценный алмаз. 3 Пруд Савиной дышит прохладой. Широкие тени ветвей. За флигелем, В сумерках сада Защелкал — запел соловей. Поет он о шапках сирени, О липах и соснах поет. Мне кажется, снова Тургенев По темной аллее идет. Все тонкости пения знает, Все милой актрисе дарит. И Савина, слушая, тает, Лицо ее жаром горит. А вы бы, друзья, не горели, Попав на такие дары, Когда он расписывал трели В саду соловьиной поры? Выкидывай, милый, коленца, Осыпав руладами дом: России поющее сердце Мне слышится в пенье твоем! Россия любимого сына Теряла, когда уезжал. Была ему эта чужбина, Как «моря играющий вал». Сперва с головой укрывала Улыбкой, как шалью цветной. Потом одного забывала С терзающей душу тоской. И было в подушках лежанье, Как будто в холодном гробу. Как стражники, хмурые зданья Его охраняли судьбу. Недуги работали грубо, Далек был российский простор, Приветно шумящего дуба Берущий за сердце шатер. Не сразу расстался со словом, Упорно трудился, как мог... Укрыл его белым покровом Прощанья не знающий Бог. 4 Над Орликом крылья тумана, За Орликом — гомон и шум. Так вот она, завязь романа, Раздолье тургеневских дум. Мелькают стрижи у карниза, Черемуха снежно цветет. И девушка, кажется, Лиза Стоит у тесовых ворот. Ты помнишь веселые весны, Сирени пожар голубой? По травам туманным и росным Сюда мы ходили с тобой. Мы жили высокой надеждой, Был берег загадочно нем. На скрипке протяжно и нежно Играл нам восторженный Лемм. Мы в Спасском, Тургеневском Спасском. Сомкнулась над нами листва. Как будто на дивную сказку Сошлись Петербург и Москва. Внимают народы и страны, Откуда тургеневский род. Научный сотрудник Богданов Экскурсию нашу ведет. «Гостям, разумеется, рады», — Седою качнул головой. Ведет нас по дому, По саду, под шепчущей тихо листвой. Сиреневый дом — это чудо, Не просто одна из квартир. Не просто — картины, посуда, А мысли дарующий мир. Не просто часы и портреты, Шкафы и диван-самосон, А праздник свободы и света И шелест российских знамен. Я слышу победные звоны, Я вижу кипение сил. Недаром сам Грозный икону Отважному предку дарил. И слово, И слава — до неба С орловских полей и полян... В соборе Бориса и Глеба Крещен был Тургенев Иван. В Орле он увидел березы, Коня и оружье отца, И алые-алые розы, Что буйно цвели у крыльца. Герой Бородинского боя Отец был красив и в чести. Его поднимал над собою: «Расти, богатырь мой, расти!» И няня смотрела любовно Всей синью ласкающих глаз. Давала Варвара Петровна Старушке суровый наказ: «На берег поставишь коляску, Чтоб ветер лицо освежал». Еще не дрожал он от сказки, От книги еще не дрожал. Смотрел на деревья, на небо. Шла первая в жизни весна... Собором Бориса и Глеба Звала его вдаль Старина. Отсюда дороги начало На Волхов, на Ливны, в Топки. И слово звучит, как звучало, Срываясь, как сокол с руки.
ОРЛОВЩИНА
Лежит земля Орловская на карте — И тянет вновь к дорогам и мостам. Поеду я в лирическом азарте По дорогим и памятным местам. В соборах Волхова, На кручах Новосиля, В Полесье у чистейших родников Со мной, как мать, беседует Россия, Открыв глазам живую даль веков. В краю Тургенева, На родине Лескова, В саду, где Фету пели соловьи, Гремит в веках проверенное слово О мужестве, о славе, о любви. Родная ширь. Негромкие речушки. Цветет над лугом розовый рассвет. Однажды в мае здесь проехал Пушкин И навсегда в полях оставил след. Широк простор по пушкинскому следу. За нивой нива буйная встает. Недаром здесь добытую победу Салютом первым чествовал народ.
Николай Перовский БЕЖИН ЛУГ
Я не бывал на Бежином лугу, но отчего он так запал мне в душу? Я, как своё родное, берегу ночной костёр, и "бяшу", и Павлушу. И тот внезапный, тот ознобный звук из чрева ночи или ниоткуда, исторгнутый нечаянно и вдруг — природы потаённая причуда. Мне тоже доводилось на заре, когда сполохи теплятся в затонах, картошки, испеченные в золе, как угли, перекатывать в ладонях. По лугу разносилось "хруп " да "хруп " — овсяница не мёртвая зелёнка — пофыркиванъе влажных конских губ и, топкий в травах, топот жеребёнка...
Иван Александров В БЕСЕДКЕ РУДИНА
Хрустели под ногами тени, И уползал в луга туман. Спешил сюда Иван Тургенев И вновь садился за роман. И снова пылко спорил Рудин О смысле жизни и борьбы. И был тот спор горяч и труден И распирал обоим лбы. А липы слушали в печали довольно странный разговор И лишь макушками качали — И так качают до сих пор! Струится свет ветвисто-ломкий, И под зеленый шум и скрип Стоят и слушают потомки Воспоминанья старых лип. Теперь спешит сюда полсвета, И вот уж более ста лет, Как продолжается беседа И окончанья спору нет. * * * Прикрыв колени легкой шалью, Тяжелых не смыкая век, Тоской терзался в Буживале Больной, усталый человек. Недугом скованное тело Не ощущало ничего, А сердце ласточкой летело В родное Спасское его.
* * * Гляделись звезды робко в Снежедь, Дремали кони на лугу. Всю ночь, распугивая леших, Горел костер на берегу. Струился дым белесой лентой И уплывал по сторонам. Ребячьи сказки и легенды Мешались с дымом пополам. А у костра, поджав колени, Не опуская добрых глаз, Сидел задумчивый Тургенев И слушал будущий рассказ.
* * * Чудак брожу с утра до вечера. Среди лесов, среди лугов. быть Может, вновь Касьяна встречу У этих тихих берегов. Я с детских лет в него влюбился, Искал-разыскивал не раз, Забыв, что он переселился Давно в тургеневский рассказ.
* * * Легли налево и направо Моей поэзии края. Есть у меня своя держава, Хоть маленькая, да своя. Её граница вьётся сушей, Петляет от реки к реке, Пройдя по Снежеди и Зуше, Красивой Мече и Оке. Земля Тургенева и Фета Известна далеко вокруг. Тепло поэтами воспета Её столица – Бежин луг. Вы не найдёте в целом мире Таких лесов, таких полей, Такой бездонно-синей шири С прощальным криком журавлей, Душа невольно замирает, И радость светится в глазах: Опять рябина полыхает В осенних трепетных лучах. Благослови меня, как сына, На честный труд и частный бой, Моя багряная рябина, Моя надежда и любовь.
Константин Бальмонт ПАМЯТИ ТУРГЕНЕВА
"Дворянских гнезд заветные аллеи. Забытый сад. Полузаросший пруд. Как хорошо, как все знакомо тут! Сирень, и резеда, и эпомеи, И георгины гордые цветут. Затмилась ночь. Чуть слышен листьев ропот. За рощей чуть горит луны эмаль. И в сердце молодом встает печаль. И слышен чей-то странный, грустный шепот. Кому-то в этот час чего-то жаль. И там вдали, где роща так туманна, Где луч едва трепещет над тропой, — Елена, Маша, Лиза, Марианна, И Ася, и несчастная Сусанна — Собралися воздушною толпой. Знакомые причудливые тени, Создания любви и красоты, И девственной и женственной мечты, — Их вызвал к жизни чистый, нежный гений, Он дал им форму, краски и черты. Не будь его, мы долго бы не знали Страданий женской любящей души, Ее заветных дум, немой печали; Лишь с ним для нас впервые прозвучали Те песни, что таилися в тиши. Он возмутил стоячих вод молчанье, Запросам тайным громкий дал ответ, Из тьмы он вывел женщину на свет, В широкий мир стремлений и сознанья, На путь живых восторгов, битв и бед".
Николай Браун ДВОРЯНСКОЕ ГНЕЗДО
Сегодня мне и радостно и грустно: Я вспомнил старый город над рекой, Где берега, соединяя русло, Сливают воды Орлика с Окой. Что было за купанье здесь, в затонах, Ребятами мы бегали сюда, Где в чистый плёс глядел с крутого склона Старинный сад дворянского гнезда. Как наша жизнь, однако, быстротечна; Уходим, оставляя этот мир, Куда-то в ночь безлунную навечно, Где путник покидает жизни пир. Стояли у тургеневского дуба И думали о вечности вдвоем. Жизнь ворвалась весомо, зримо, грубо, И закачался наш непрочный дом. Преодолели мы ее преграды, Нащупали себе какой-то путь. Шли скромно и не требуя награды, Ее постигнув истинную суть. А Спасское все шелестит листвою, И дремлет у плотины старый пруд. Мне кажется, что я иду с тобою. Твоя душа витает будто тут.
Н. Малов В СПАССКОМ-ЛУТОВИНОВЕ
В тургеневском парке свежо и тенисто В тургеневском парке царит тишина; В тургеневском доме уютно и чисто, И, кажется, сам он стоит у окна. Всю жизнь возвращался он в Спасское снова: И ссыльный, и славой венчанный старик, Он здесь произнес задушевное слово Про русский великий, могучий язык.
|
БУКОО "Библиотека им. М. М. Пришвина" |